Возле города Мурома в пригородном селе Карачарове у крестьянина Ивана Тимофеевича да у жены его Ефросиньи Поликарповны родился долгожданный сын. Немолодые родители рады-радёхоньки. Собрали на крестины гостей со всех волостей, раздёрнули столы и завели угощенье — почестей пир. Назвали сына Ильёй. Илья, сын Иванович. Растёт Илья не по дням, а по часам, будто тесто на опаре подымается. Глядят на сына престарелые родители, радуются, беды-невзгоды не чувствуют, А беда нежданно-негаданно к ним пришла. Отнялись у Ильи ноги резвые, и парень-крепыш ходить перестал. Сиднем в избе сидит. Горюют родители, печалятся, на убогого сына глядят, слезами обливаются. Да чего станешь делать? Ни колдуны-ведуны, ни знахари недуга излечить не могут. Так год минул и другой прошёл. Время быстро идёт, как река течёт. Тридцать лет да еш;ё три года недвижимо Илья в избе просидел. В весеннюю пору ушли спозаранку родители пал палить^ пенья-коренья корчевать, землю под новую пашню готовить, а Илья на лавке дубовой сидит, дом сторожит, как и раньше. Вдруг: стук-бряк. Что такое? Выглянул во двор, а там три старика — калики перехожие^ стоят, клюками в стену постукивают: —Притомились мы в пути-дороге, и жажда нас томит, а люди сказывали, есть у вас в погребе брага пенная, холодная. Принеси-ка, Илеюшка, той браги нам жажду утолить да и сам на здоровье испей! —Есть у нас брага в погребе, да сходить-то некому. Недужный я, недвижимый. Резвы ноги меня не слушают, и я сиднем сижу тридцать три года, — отвечает Илья. — А ты встань, Илья, не раздумывай,— калики говорят. Сторожко Илья приподнялся на ноги и диву дался: ноги его слушаются. Шаг шагнул и другой шагнул... А потом схватил ендову^ полуведёрную и скорым-скоро нацедил В погребе браги. Вынес ендову на крыльцо и сам себе не верит: «Неужто я, как все люди, стал ногами владеть? » Пригубили калики перехожие из той ендовы и говорят: —А теперь, Илеюшка, сам испей! Испил Илья браги и почувствовал, как сила в нём наливается. — Пей, молодец, ещё,— говорят ему странники. Приложился к ендове Илья другой раз. Спрашивают калики перехожие: — Чуешь ли, Илья, перемену в себе? — Чую я в себе силу несметную,— отвечает Илья.— Такая ли во мне теперь сила-могучесть, что, коли был бы столб крепко вбитый, ухватился бы за этот столб и перевернул бы землю-матушку. Вот какой силой налился я! Глянули калики друг на друга и промолвили: — Испей, Илеюшка, третий раз! Выпил Илья браги третий глоток. Спрашивают странники: — Чуешь ли какую перемену в себе? — Чую, силушки у меня стало вполови-нушку! — отвечал Илья Иванович. — Коли не убавилось бы у тебя силы,— говорят ему странники,— не смогла бы тебя носить мать—сыра земля, как не может она носить Святогора-богатыря. А и той силы, что есть, достанет с тебя. Станешь ты самым могучим богатырём на Руси, и в бою тебе смерть не писана. Купи у первого, кого завтра встретишь на торжище, косматенького неражего^ жеребёночка, и будет у тебя верный богатырский конь. Припаси по своей силе снаряженье богатырское и служи народу русскому верой и правдой. Попращались с Ильёй калики перехожие и скрылись из глаз, будто их и не было. А Илья поспешает родителей порадовать. По рассказам знал, где работают. Старики пал спалили да и притомилися, легли отдохнуть. Сын будить, тревожить отца с матерью не стал. Все пенья-коренья сам повыворотил да в сторону перетаскал, землю разрыхлил, хоть сейчас паши да сей. Пробудились Иван с Ефросиньей и глазам не верят. «В одночасье наш пал от кореньев, от пеньев очистился, стал гладкий, ровный, хоть яйцо кати. А нам бы той работы на неделю стало!» И пупде того удивились, когда сына Илью увидели: стоит перед ними добрый молодец, улыбается. Статный, дородный, светлорадостный. Смеются и плачут мать с отцом. — Вот-то радость нам, утешение! Поправился наш ясен сокол Илеюшка! Теперь есть кому нашу старость призреть! Рассказал Илья Иванович про исцеление, низко родителям поклонился и вымолвил: — Благословите, батюшка с матушкой, меня богатырскую службу нести! Поеду я в стольный Киев-град, а потом на заставу богатырскую нашу землю оборонять. Услышали старики такую речь, опечалились, пригорюнились. А потом сказал Иван Тимофеевич: — Не судьба, видно, нам глядеть на тебя да радоваться, коли выбрал ты себе долю воина, а не крестьянскую. Нелегко нам расставаться с тобой, да делать нечего. На хорошие дела, на службу народу верную мы с матерью даём тебе благословение, чтоб служил, не кривил душой! На другое утро раным-рано купил Илья жеребёнка, недолетка косматого, и принялся его выхаживать. Припас все доспехи богатырские, всю тяжёлую работу по хозяйству переделал. А неражий косматый жеребёночек той порой вырос, стал могучим богатырским конём. Оседлал Илья добра коня, снарядился сам в доспехи богатырские, распростился с отцом, с матерью и уехал из родного села Карачарова.
